Что может сделать женщина

[art-arda]

Всем добрый день, я тут принесла свежепереведённый фанфик)

Название: Что может сделать женщина
Автор: Isis
Переводчик: Реати
Ссылка на оригинальный фик: What a Woman Can Do
Фандом: Властелин Колец
Категория: гет
Пейринг: Эовин/Фарамир
Рейтинг: NC-17
Жанр: Established Relationship
Размер: 4107 слов
Саммари: Иногда Эовин мечтает быть мужчиной
Предупреждения: страпон
Дисклеймер: Средиземье принадлежит Толкину, текст - автору.
Статус: закончен
Размещение: С разрешения автора

У Эовин не было причин для малейшего недовольства. У неё был большой хорошо обставленный дом, и восхитительные сады, что создал для неё Леголас Зелёный Лист. Фарамир, князь Итилиэна, был ей нежным и любящим мужем. И хотя ещё ни с кем, даже с Фарамиром, она не делилась своими подозрениями, она была почти уверена, что через семь месяцев принесёт долгожданного первенца.
У Эовин не было никаких причин для недовольства. И всё же она была недовольна.
Острее всего она испытывала недовольство в те дни, когда они с Фарамиром принимали дворян из Гондора, или гостей из других краёв Средиземья, или тех, кто решил поселиться в заброшенных полях Итилиэна и помочь восстановлению. Ибо после того, как гости были приняты и новости услышаны, после того, как была подана пища и выпито доброе вино, она вставала и приглашала жён за собой в другую комнату. Она приветливо улыбалась, и слушала их болтовню, и старалась не показывать скуки на лице.
То был один из таких вечеров, когда Эовин пришлось развлекать жену молодого сына Лорда Кардолана, и когда они с Фарамиром наконец пошли в спальню, она упала на скамью с таким вздохом, что Фарамир не мог этого не заметить.
- Ты неспокойна сегодня.
- Неспокойна! Скорее я жажду поговорить о чём угодно, кроме вышивки. Леди Бриндис высоко ценят за её умения в обращении с иглой. Знал ли ты об этом?
- Мне кажется, Лорд Утиэн упомянул об этом пару раз.
- Если бы слышал это только пару раз, ты куда счастливее меня, - она расстегнула серебряную пряжку на шее и начала расплетать свои длинные волосы. - Я уверена, Лорд Утиэн говорил о многих более интересных вещах.
- Так и есть, - и пока Эовин расчёсывала волосы, Фарамир рассказал ей о том, что они обсуждали с Утиэном, и спросил у неё совета по паре вопросов, что немного подняло ей настроение, ведь она знала, что Фарамир ценил её мнение не меньше, чем мнение любого из мужчин. По государственным вопросам он всегда советовался с ней. Но всё же её раздражало, что законы страны позволяли ей давать советы лишь наедине.
- Иногда мне хотелось бы быть мужчиной, - проворчала она.
Фарамир нежно посмотрел на неё:
- Я знаю. Ты бы сидела в Большом Зале и выслушивала каждую мелкую жалобу и каждую просьбу.
- Это было бы куда интереснее, чем пытаться придумать, что бы сказать о вышивке.
- Я уверен, ты нашла идеальные слова для Леди Бриндис. У тебя большой талант к этому. Я бы сказал - с большим восхищением, должен заметить - что ты одинаково легко владеешь разговором со всеми, от последней горничной до Королевы Леди Арвен.
- И одинаково скучаю при этом до смерти!
- Было не похоже, чтобы ты скучала на нашем последнем обеде в Минас Тирит, - это, возможно было правдой, но это был нечестный пример, потому что тогда они были вчетвером, и все оставались вместе в одном зале до конца. - Сам Король Элессар...
- Сам Король Элессар сражался рядом со мной, когда он был просто Следопыт Арагорн, а я была просто Эовин из Рохана, - отрезала она. - Воительница может по крайней мере умереть за своего короля. Но леди княгиня заперта в клетке.
- Я благодарен за то, что эта воительница не умерла, - сказал Фарамир, садясь рядом с ней на скамью и мягко проводя рукой по золотистым волосам, которые теперь свободно падали на плечи. - И ты знаешь, что разговоры с глупыми дворянками о вышивке служат Королю не меньше, чем убийство его врагов.
- Я знаю, - неохотно отозвалась Эовин, но пыл спора в ней потух, пока Фарамир перебирал её волосы, пропуская их сквозь пальцы, лаская её, как она ласкала бы упрямую кобылу. Затем он поцеловал её, сначала в шею, потом в губы, и она охотно взяла его за руку, и они вместе отправились в постель.
Фарамир, казалось, никогда не уставал гладить изгибы её тела, проводя ладонями от груди вдоль талии к бедру, сквозь ткань её платья, затем сквозь сорочку и наконец, когда они вместе легли в постель, по голой коже. Его широкая ладонь обхватила её грудь, их ноги переплелись и он обнял её, положив подбородок ей на плечо:
- Ты можешь хотеть чего угодно, - прошептал он ей в шею, - но в такие моменты я очень рад, что ты не мужчина.
Эовин засмеялась, когда его борода защекотала чувствительное место у неё под ухом:
- Не вижу, почему это должно иметь значение. Когда я была девой Эдораса, кухонный мальчишка и один из конюхов вели себя как настоящая влюблённая пара - нет, Фарамир, не надо быть в таком шоке!
Его рука, которая начала было скользить от её груди к местечку меж ног, застыла над её бедром:
- Я не шокирован тем, что они могли делать, - сказал он - немного чопорно, на её взгляд. - Но я удивлён, что дева Эдораса могла знать что-нибудь о том, что происходит между такими мужчинами.
- Ну, я не знаю точно, - призналась она. - Я знаю, что-то они делали. И, признаюсь, мне любопытно, - она лукаво протянула руку и легонько сжала его член; даже если её слова и были ему неприятны, она отметила, что на его мужскую часть это не повлияло. - Что они могли сделать с двумя этими, если им некуда засунуть хоть один?
Фарамир издал придушенный звук, подозрительно похожий на смех:
- Что до этого, жена моя, то они используют другое отверстие.
- Что?
Он взял её руку, которой она касалось его плоти, в свою и продвинул её дальше между своих ног, за мошонку, пока её пальцы не коснулись...
- Ты шутишь надо мной, - сказала она в недоумении.
- Вовсе нет. Это довольно приятное ощущение, или я так слышал.
У Эовин было сильное искушение спросить его, где именно он “слышал” подобное. Но ещё сильнее она чувствовала, что он возбудил в ней не только любопытство. Ей хотелось, чтобы его руки продолжили скользить по её телу, чтобы он ласкал её так, как, он знал, она любила, так чтобы это распалило её и заставило стонать ему на ухо, и слишком прямой вопрос мог смутить его, мог охладить его. Так что вместо этого она лишь прошептала:
- Вот так? - и смело нажала пальцами там, где он разместил их.
Фарамир резко втянул воздух, затем выдохнул, и когда он заговорил, его голос был хриплым и неуверенным:
- Они используют масло, чтобы облегчить путь.
Рука на её бедре передвинулась на её холм и ищущие пальцы погрузились внутрь; она невольно застонала, извиваясь под его рукой, но он только окунул пальцы в её колодец и вытащил их снова.
- Потому что я не источаю влагу, как ты, - прошептал он, скользя пальцами по тому месту, где она касалась его, и о да, они были влажными, они были скользкими, и она взяла что он дал ей и смазала пальцы прежде чем нажать снова
Фарамир застонал и двинулся навстречу её руке, зарывшись лицом в её шею. Это было неудобное положение, её рука была изогнута между его ног, но она пыталась дать ему то, чего он, казалось, жаждал, скользя пальцами в подражание тому, как мужчина скользит в женщину. Его член тёрся о её предплечье точно по собственной воле, твёрдый и красный и ищущий, и её собственное естество пульсировало в родственной тоске. Эовин передвинула ноги, чтобы хоть немного коснуться его тела, и он должно быть почувствовал это, ощутил касание нежных волос и влажность на своей ноге, потому что он соскользнул с её пальцев и перекатился поверх неё.
- Ты так распалила меня, любовь моя, - прошептал он, а затем ахнул, когда она приняла его внутрь.
Эовин ахнула тоже, потому что сладким облегчением было чувствовать его толчки в том месте, что истосковалось по этому. Дважды, трижды он двинулся внутри неё, и она начала дрожать от охватившего её нетерпения, от желания, что охватывало её как медленно разгорающийся огонь.
Вдруг Фарамир остановился и приподнялся, глядя на неё с лёгкой усмешкой, которую она так любила:
- Может быть, ты тоже хочешь попробовать?
У Эовин пересохло во рту. Она кивнула, и он осторожно перевернул её, так что она была на четвереньках, а он у неё за спиной. Это не была непривычная позиция, но его член, влажный от её соков, толкнулся в непривычное место; как воин, штурмующий замок, он не принял первоначальное сопротивление её тела за ответ, но пробивался и пробивался, пока не оказался полностью внутри неё.
Это было не то, чего она ожидала.
- Всё в порядке? - спросил он её.
- Это ощущается... странно, я думаю.
- Станет легче, - сказал он уверенно и начал двигаться снова.
Легче не стало. Было не то чтобы больно, хотя и не совсем комфортно, но яркого удовольствия, которым она всегда наслаждалась, больше не было. Это было как будто она была пустой оболочкой, полой женщиной из камня, хитро сработанной, чтобы казаться из плоти, но без ощущений, без чувств. И всё же её жажда была всё ещё там, запертая внутри её каменного тела. Если бы она только могла коснуться себя своими собственными пальцами... Но вес Фарамира давил на неё, и она могла лишь опираться на кровать под его толчками, и стискивать зубы, и ждать, пока он содрогнётся и рухнет на неё, и она сможет рухнуть тоже.
К счастью, это не заняло много времени. Когда Фарамир скатился с неё, он выглядел слегка виноватым:
- Мне кажется, ты не наслаждалась этим так, как я.
- Нет, - призналась она.
- Значит ты предпочитаешь быть женщиной, в конце концов, - сказал он довольным голосом, и прежде, чем она успела что-то ответить, он зевнул, и потянул одеяло на себя, и через несколько минут захрапел.
Сама Эовин долго не могла заснуть.

Баулы, которые Эовин привезла с собой из Рохана были всё ещё в её уборной; она могла отказаться от сражений, но не собиралась отказываться от своей кольчуги, или меча, или своей одежды всадника. Или других вещей, подумалось ей, пока она аккуратно откладывала каждый предмет в сторону. Он был на дне, завёрнутый в ткань. Она вытащила его и улыбнулась.
Эовин достигла женской зрелости без матери, но в Золотом Зале Медусельда было много женщин, чтобы присматривать за ней. Когда ей исполнилось двенадцать, старая повитуха объяснила, что она скоро начнёт кровоточить, и дала ей ткань, и показала, как привязать её к своему телу, когда придёт время.
- И если начнутся боли - у многих бывают боли, и они могут быть очень жестокими, вот тут, - сказала она, прижимая руку Эовин к талии, - приди ко мне, дитя, и я приготовлю отвар, который даст тебе облегчение.
Все женщины Эдораса приходили к старой повитухе. У неё были травы от месячной боли и травы от других болей, лекарство, чтобы помочь принести ребёнка, и другое (об этом женщины говорили шёпотом), чтобы не позволить ребёнку появиться. И у неё были куски гладкого дерева, искусно вырезанные, и хотя Эовин никогда не видела мужчину без одежды, она смотрела на жеребцов всю свою жизнь, и точно знала, чем должны быть эти деревянные стержни.
Женщины называли это “вдовьим утешителем”, или иногда “девичьим другом” и, с немалым смущением, Эовин, в шестнадцать лет, промямлила, что хотела бы иметь такой. Повитуха внимательно посмотрела на неё, и она покраснела.
Тогда повитуха засмеялась:
- Уж лучше для девушки твоих лет и положения иметь друга из дерева, чем из плоти, - сказала она.
И он был действительно стойким другом, пока она не вышла замуж и не положила его на дно своего сундука. Теперь Эовин развернула кусок белого полотна, где он хранился, и посмотрела на него задумчиво. Полированный дуб блестел, пронизанный прожилками от округлой головки до основания, которое было слегка изогнуто, чтобы изображать мужскую мошонку. Он был меньше и тоньше, чем член Фарамира, но толще, чем её пальцы. Он подходил для её цели.
Целый день она работала над сбруей. Конюшни были больше её владением, чем Фарамира, и никто не спрашивал, зачем Леди Эовин понадобились кожаные ремни и толстая игла. Это было, подумалось ей, почти как шить что-то для лошади, вроде узды или подпруги. Хотя в данном случае это было для всадника, а не для лошади. Так сказать.
Когда работа была закончена, Эовин заперла дверь и выскользнула из платья. Но даже хотя никто не видел, её лицо запылало, когда надела своё рукоделие; что сталось со скромной Белой Леди? Она исчезла, сменившись странным существом в зеркале: полная грудь, бёдра, охваченные кожаными ремнями и выпирающий дубовый член. Не женщина и не мужчина, но какая-то странная смесь обоих полов.
Она изобрела свою сбрую не для красоты, но решила, что это выглядело не так уж уродливо. Ремни были сделаны из искусно выдубленной светло-коричневой кожи, лишь на тон темнее её тела и на тон светлее дубового стержня, который к ним крепился. Эовин экспериментально толкнулась в кулак. Основа стержня прижалась к её телу точно в нужном месте, и она улыбнулась. Её друг всё ещё помнил её. Ей оставалось лишь познакомить его со своим мужем.
Прошло однако почти две недели прежде чем она нашла в себе мужество сделать это. Что было невообразимо глупо; как женщине, столкнувшейся с армией Саурона на полях Пеленора могло не хватать храбрости чтобы использовать мужское оружие в постели собственного мужа? Но Фарамир обнимал её, и она думала о ремнях и деревянном стержне, о горшке с маслом, что она спрятала в шкафу, и одна мысль об этом заставляла её кужу гореть, пылать под его прикосновениями, и она отвечала на его ласки с равным пылом, убеждая себя, что больше ей ничего не нужно.
Но в действительности Эовин упрекала себя поутру за то, что не была достаточно смелой. Однако что если Фарамир оттолкнёт её? Или хуже - что если он посмеётся над ней?
Её решимость укрепил капитан судна из Дол Амрота, который вместе с товарами привёз новости с юга о бандах Харадримов, бродящих на севере:
- Дорога Харада сделалась беззаконным местом. Народ Чёрной Змеи не любит принимать поражение, и ходят слухи о...” - он взглянул на Эовин, затем опять на Фарамира. - Но это не годится для ушей леди.
- Моя леди сражалась с ними в Пеленоре, - сказал Фарамир мягко и велел тому продолжать. Тот подчинился, но Эовин была уверена, он сократил свой отчёт, щадя её предположительно нежные чувства, и его быстрые взгляды в её сторону каждый раз, как он упоминал кровопролитие и битвы, вызывали у неё желание ударить его. По крайней мере, он не привёз с собой жену - или скорее у него не было жены - так что Эовин не нужно было никого развлекать.
- Ты думаешь, они будут угрожать Гондору, - сказал Фарамир.
- Да, - ответил капитан.
- Так что мы должны остановить их на Поросе, - сказала Эовин, и мужчина взглянул на неё с удивлением, как будто это было неслыханным чудом, чтобы женщина знала карту.
- Да, - наконец повторил он. - Хотя это будет сложнее, чем было бы в прошлые годы. Вода в этом году низкая, и переправа стала шире.
Фарамир послал за картой, и они расстелили её не столе.
- Здесь, - сказал капитан, указывая на место немного ниже отметок Бродов Пороса. - На хороших кораблях Порос обычно судоходен до самых Бродов. Но сейчас можно переправиться прямо перед... Нет, вы не сможете как следует увидеть на этой карте, я могу показать вам на моих.
- Мне стоит послать человека за ними?
- Они не покидают мой корабль. Но если вы подниметесь со мной на борт, я покажу новые переправы, - с неохотой он добавил. - Вы даже можете скопировать часть карты. Только этой карты, я хочу сказать.
Фарамир дёрнул краем рта, но согласился, и они встали, однако когда Эовин собралась последовать за ними, капитан покачал головой:
- Прошу простить меня, моя леди, но женщина на борту приносит несчастье.
Её лицо потемнело, и она вздохнула.
- Тогда я желаю вам спокойной ночи, - сказала Эовин спокойно, как могла, и удержалась от того, чтобы бросить что-нибудь в стену, пока не вернулась в свои покои.
Когда Фарамир наконец присоединился к ней, она не подняла взгляда от книги:
- Я надеюсь, ты получил новую карту небольшой части Бродов?
- Моряки хранят верность Лорду Имрахилу и Королю, а не мне.
- Ни в чьи интересы не входит допустить Харадримов к вратам Гондора.
- Он дал мне немного, но это будет полезно, - Эовин положила книгу и подняла бровь, и он вздохнул. - По правде говоря, я удивлён, что он вообще позволил мне взглянуть на его карту. Этими речными картами капитаны дорожат, как гномы золотом.
- Тогда я рада, что ты получил такую привилегию.
Он протянул руку и она позволила поднять себя на ноги и обнять.
- Если он видит только твою красоту, но не ум и отвагу, о которых знаю я, ему же хуже. Что до меня, я не сомневаюсь, что ты способна почти на всё, что может сделать мужчина.
Эовин знала, что он дразнит её, но задрала подбородок:
- Только почти?
Руки Фарамира уже расстёгивали пуговицы её платья:
- Больше, чем может большинство мужчин, я клянусь в этом, - пробормотал он, прильнув губами к белой коже её грудей, когда ткань упала.
Посмотрим, подумала она про себя и взялась расстёгивать штаны Фарамира, пока он облизывал её соски. Вскоре их одежды грудой лежали на полу, а они, обнажённые, смеясь гонялись друг за другом по кровати.
Эовин толкнула Фарамира чтобы он лёг на спину, а затем оседлала его. Летнее солнце стояло ещё высоко в небе, несмотря на поздний час, и лучи падали сквозь окно, освещая его любящую улыбку. Ему нравилось, когда она была смелой, когда она прижимала его к кровати и брала то, что ей хочется, так что она просто ёрзала на его талии, дразнила его член и тёрлась об него, не позволяя ему войти в её тело.
- Ты дразнишь меня, - простонал он. - Разве ты не чувствуешь моё желание?
- Как насчёт моего желания? - спросила она лукаво, и он взял её за бёдра и перевернул их обоих:
- Я постараюсь удовлетворить мою леди, - он скользнул вниз по её телу, оставляя жгучий след языком, и её колени раздвинулись, словно по собственной воле, давая доступ его рту. Мягкость его бороды сменилась прикосновением губ и языка, и когда он погрузил в неё пальцы, она застонала и изогнулась под ним. В своей жизни она не знала мужчины кроме Фарамира, и вместе они выяснили, что доставляло ей удовольствие; и теперь он истово применял эти уроки руками и ртом, и она отдавалась ему, пока не закричала на пике наслаждения.
Когда она снова открыла глаза, Фарамир лежал на боку, подложив руку под голову, с голодными глазами и губами, блестящими от её соков:
- Стоит ли мне лечь сверху? Или ты хочешь оседлать меня снова?
- М-м-м, - Эовин потянулась как кошка. - Я оседлаю тебя, если только ты ляжешь для меня.
Он подчинился. Тогда она поднялась и подошла к шкафу, чтобы достать полоску ткани, которой перевязывала волосы, чтобы не мешали работать.
- Я жду тебя, моя леди, - позвал он за её спиной.
- Очень хорошо, - сказала она, возвращаясь к нему с тканью в руках. Но когда она положила её ему на глаза, как повязку,, он запротестовал: неужто она лишит его лицезрения её красоты?
- Ты смотрел на меня достаточно, чтобы знать, как я выгляжу, - упрекнула она его.
- Я никогда не устану любоваться своим лицом, когда удовольствие настигает тебя, - сказал Фарамир, но позволил ей завязать ему глаза. И, возможно, это возбуждало его, потому что его член стоял, длинный и толстый, и когда она нарочно задела его рукой, он закусил губу и толкнул бёдра к ней.
Эовин быстро достала сшитую ею сбрую, и масло, которое спрятала рядом. Её пальцы казались ей толстыми и неуклюжими, пока она закрепляла ремни, каждая секунда казалось вечностью, и она надеялась, что Фарамир не спросит её, почему она так долго не возвращается в постель, или того хуже, решит снять повязку и посмотреть сам. Но когда она взглянула на кровать, он улыбался, лениво поглаживая себя одной рукой.
- Ты не можешь подождать меня? - спросила она, возвращаясь к нему.
- Если ты не касаешься меня, я должен сам это сделать.
- Так не пойдёт, - строго сказала Эовин и подняла его руки над головой, где он позволил ей держать их, как будто они были связаны верёвкой. Они часто играли в эту игру: она дразнила его руками, проводила волосами по его груди и ногам, рисовала узоры на его возбуждённом теле языком. Она прижималась телом к его бёдрам, и он извивался и стонал от беспомощного желания, пока она не была готова скользнуть на него и дать ему облегчение.
Эовин опустила голову, чтобы её волосы рассыпались по телу Фарамира длинной полосой от груди до бёдер. Он выгнул спину, надеясь получить больше, но она отстранялась, пока лишь мягкие кончики её волос легко не коснулись кончика его напряжённого члена. Её собственное тело ныло от желание почувствовать его внутри, но они оба должны были подождать.
Вместо этого Эовин склонилась над ним, стараясь, чтобы он не мог пока ощутить кожу ремней или дерево. Она поцеловала его в губы, погладила по плечам и груди кончиками пальцев, сжала руками его бёдра. Она нежно заставила его повернуться, сначала набок, затем на живот, и он повиновался её бессловесной команде без колебаний.
Эовин опустилась на колени на кровати рядом с ним, и провела руками по его спине, вниз вдоль талии, до его сильных выпуклых ягодиц, до того места, где начинались бёдра. Её пальцы скользнули между его ног, и он раздвинул их, позволяя ей изучить его; открываясь для неё, поощряя.
Горшок с маслом Эовин поставила на низкий столик возле кровати. Она окунула пальцы в ароматное масло, затем коснулась Фарамира, сначала осторожно, затем со всё большей смелостью. Она вспомнила, как было неприятно, когда он толкался в неё таким же способом, и постаралась двигать пальцами медленно и нежно, добавляя больше масла каждый раз, когда чувствовала сопротивление, пока он не стал таким же гладким и влажным под её прикосновениями, как она и сама уже становилась под своей сбруей.
Одной рукой Эовин взяла его за бедро и поставила на колени, и он потянулся назад, чтобы взять её скользкую руку и положить на свой член:
- Чувствуешь ли ты, что ты делаешь со мной, Эовин, любовь моя? Каким твёрдым ты меня сделала, какое желание я чувствую, как сильно...
Его слова оборвались резким вдохом. Затем, медленно, с неверием в голосе он произнёс:
- Эовин?
Она улыбнулась и толкнулась снова. Её член вошёл в Фарамира легко и выскользнул назад, как рука из перчатки. Она качнулась на основании деревянного стержня, чувствуя его приятное трение, а затем потянула бёдра Фарамира к себе:
- Да, мой Фарамир? - прошептала она ему на ухо, так низко и хрипло, как только могла. Её вознаградил стон, и Фарамир сильнее толкнулся в её руку:
- Ты... моя жена, о, моя любовь, ты... ты...
Это было всё. Его срывающийся голос покинул его полностью, и он задохнулся и сам начал двигаться туда и обратно, назад на её деревянный член и вперёд в её намасленную руку, тяжело дыша, как будто в комнате ему не хватало воздуха.
Возможно, в комнате правда не хватало воздуха. Ей казалось, что стало ужасно жарко; спина Фарамира была вся в поту, и её собственное тело пылало. Свободной рукой она ухватилась за основание деревянного члена и жёстко потёрлась об него, продолжая двигаться в извивающееся тело Фарамира, и вскоре она начала задыхаться, состязаясь с ним в толчках и вздохах.
Фарамир не выдержал первым, всё его тело задрожало, и с криком он излился в её ладонь. И этого было достаточно для Эовин: почувствовать его, увидеть, как вспотевший и ослабевший он упал на кровать... Я сделала это с ним, подумала она, и её собственное тело задрожало от волн наслаждения и рухнуло вслед за ним.
Долгие мгновения они лежали вместе, она обнимала его за талию, уткнувшись лицом в его шею. Наконец он застонал и начал двигаться. Когда он потянулся за повязкой, она встревоженно схватила его за запястье:
- Нет, погоди секунду, позволь мне... я не хочу, чтобы ты видел...
- Эовин, - он нежно отвёл её руку в сторону и снял повязку с глаз.
- Пожалуйста, - прошептала она, неожиданно подавленная. Её обезумевшие пальцы вцепились в ремни на её бёдрах, пытаясь сорвать их, пока он не обернулся, пока он не увидел, но Фарамир остановил её руки:
- Я хотел бы увидеть, что сделала моя жена, ибо это доставило мне великое наслаждение.
- И устроило беспорядок в постели.
- Это поправимо, - сказал он, пробегая рукой по её бедру, чтобы потрогать кожаный ремень. - Отлично придумано, любовь моя.
Его откровенное восхищение смутило Эовин, и она не знала, стоит ли гордиться или стыдиться. С волнением она сказала:
- Вот видишь, я тоже умею обращаться с иглой.
- Я вижу, что ты умная женщина, действительно способная на всё, что может сделать мужчина.
- Ну, - она опустила взгляд. Её сбруя сейчас казалась ей смешной, и она быстро отстегнула её от тела и оттолкнула в сторону. - Что до этого, думаю, я должна признать, что осталась одна вещь, которую ты можешь сделать, а я нет. Но есть также одна вещь, что женщина может сделать, а мужчина не может. Что-то, что я сделала.
Он поднял бровь:
- Ты говоришь загадками.
Она взяла его за руку и прижала её к своему животу:
- Что-то, что мы сделали.
На мгновение Фарамир выглядел озадаченным; потом он понял и посмотрел на неё широко раскрытыми глазами с робостью и благоговением, и Эовин решила, что в действительности она была довольна быть женщиной в конце концов.: